Прекрасное далёко

Прекрасное далеко

Несколько слов от автора.
Этот рассказ от начала до конца навеян потрясающей песней «I'm Deranged» Дэвида Боуи, с саундтрека к фильму «Потерянное шоссе». Рискую быть обруган меломанами - знатоками его творчества, но по моему сугубо субъективному мнению эта песня - возможно, лучшее, что Боуи исполнил за всю свою жизнь.
За время написания рассказа я прослушал ее в двух разных вариантах в общей сложности около пятидесяти раз и не могу сказать, что от этого она стала мне нравиться меньше. Я лишь хотел бы скромно предложить читателю, великодушно решившему потратить свое драгоценное время на прочтение ниже приложенного текста, послушать сперва «I'm Deranged» и, быть может, он так же, как и я проникнется той бесконечной тоской по грядущему, что внушает мне каждый прожитый день.

Проникновение всегда напоминало Дмитрию сумасшедшую езду по шоссе без разметок и обозначений. Он и в жизни любил эту езду, отдавая предпочтение ей, как наиболее удачному способу получить свою дозу необходимого ему безумия без усилий со стороны собственной души. Особенно тогда, когда очередной клиент выматывал его целиком, заставлял чувствовать себя выжатой губкой и не оставлял никакой возможности воспользоваться даром.
Рутман был как раз из таких. Его хищные глаза проницательной куницы ловили любое движение губ, жадно следили, чтобы ни одно слово, ни один жест не был упущен. Ему невозможно было лгать. Да он никогда ему и не лгал.
Рутману оставалось жить всего два года. Дмитрий описал ему его смерть на первом же сеансе. Он ждал, что Рутман, должно быть, воспримет весть с выдержкой, судя по тому, что ему рассказывали об этом человеке. Но он не ожидал, что Рутман будет настолько хладнокровен. Более того, казалось, что он даже слегка рад такому удручающему сообщению. Как будто разрешились все сомнения. Раз и навсегда. Наконец-то будущее больше не пугало Рутмана.
С тех пор он стал постоянным клиентом. Ему следовало столько успеть за оставшееся время. Подпольная империя Рутмана была слишком хлопотным делом. Он навещал Дмитрия регулярно, каждую неделю, и регулярно требовал подробностей о предстоящих днях. Иногда даже приводил детей. Казалось, такие клиенты должны были только радовать Дмитрия. Ему не нужно было заботиться о том, чтобы искать себе средства для поддержания собственной безумной жизни. Щедрость теневых магнатов не знала границ и могла окупить любые траты. Но такие люди, как Рутман, чересчур кропотливо подходили к вопросу, требующему более творчества, нежели прагматизма. Дмитрий же любил, чтобы оставалась еще толика свободного полета. Чтобы можно было слегка отклониться от заданного курса. Захватить своим видением какие-то соседние куски, фрагменты. Связать их и попытаться наконец увидеть. Объять необъятное, узреть всю картину целиком. Разумеется, он прекрасно осознавал, что это невозможно. Это никому еще не удавалось. Чудесные истории об Иерофанте, Видящем и всём подобном были не более правдой, чем легенды о снежном человеке. Но что-то он всё-таки видел. Всегда с разной интенсивностью - это зависело от условий - и всё же иногда грядущее обступало его столь плотно, что он мог часами нестись сквозь него, фиксируя ощущения от увиденного словно сумасшедший лихач, впитывающий окружающие пейзажи лишь как калейдоскоп и не знающий другого способа восприятия. Никогда, никогда ему не удавалось лишь одного - остановиться! Он не знал, как это сделать и, более того, он не знал, что тогда случится с ним самим. Сможет ли он после этого оставаться обычным с виду человеком или навсегда погрузится в поток сознания, текущий далеко от общепринятой действительности. Дмитрия никак не прельщала перспектива провести долгие годы жизни в психушке, тем более, что его молодое тело требовало всё больших и больших наслаждений. Даже из своего дара он умудрился сделать своеобразный наркотик, часто заменяющий все прочие. Поэтому его эксперименты не заходили далее простого удовлетворения любопытства.
Дверь за Рутманом и его охранниками закрылась, и Дмитрий явственно почувствовал в себе потребность восстановить растраченные на сеанс силы. Ползать по стволу грядущей короткой жизни Рутмана показалось ему в этот раз особенно неприятным занятием. В следующую пятницу люди Рутмана должны были опять кого-то убить. Дмитрия это не смущало. Какое ему было, в конце концов, дело до событий, на которые он не мог никак повлиять, даже если и ведал о них. Но в подобных случаях приходилось особенно скрупулезно всматриваться в детали, чтобы все обстоятельства предстоящего стали прозрачно видны для клиента. Его это утомляло более всего. Всё ж таки он был не «криминологом», как обзывали в их среде тех, кто специализировался на особенно четких проявлениях видения. Таковые являлись, обычно, людьми крайне замкнутыми и не высовывающими носа дальше своей конуры. У него же был, скорее, художественный дар. Почти поэтический. Сильное и красочное проявление, позволяющее ему угадывать и описывать те события, которые он даже и не видел непосредственно. Дмитрию легко давались связи и ассоциации. Порой по одному только чувству он восстанавливал остальные. Рутман очень хорошо знал, что лучшего видящего в столице ему не отыскать. По-своему Рутман тоже был талантливым человеком. Особенно в умении находить нужных людей.
Дмитрий встал, подобрал со стола зажигалку и пачку «Кэмел», закурил неторопливо и спокойно. «И прищурившись, как Клинт Иствуд, капитан Воронин смотрел им вслед», - пропел он про себя с усмешкой, попытавшись изобразить на лице гримасу знаменитого актера. Бросил зажигалку обратно, вдруг обнаружив краем глаза чужеродную деталь на соседнем кресле. Что-то яркое. Обернувшись, он понял, что это всего лишь детская книжка, забытая сыном Рутмана еще в прошлое посещение, когда отец притащил его с собой. Она так и лежала у него, кочуя с места на место, он и в этот раз забыл ее вернуть.
Старшему сыну Рутмана на днях исполнилось девять. Он был невысок, худощав, с внимательным взглядом больших темных глаз и черной шевелюрой. На Дмитрия он смотрел с постоянной настороженностью, не отводя взгляда, и, похоже, ему не очень-то нравились эти посещения странного знакомого отца. Он всегда сидел на самом краю кресла, прижимая книжку к груди обеими руками, молчал и лишь бросал быстрые взгляды на отца, когда ему казалось, что можно оторвать глаза от хозяина. Дети обычно любили Дмитрия, и подобное поведение он мог объяснить только тем, что мальчик что-то чувствовал. Он мог и ошибаться, но, возможно, пацан обладал слабым подобием дара. Нечто совсем неуловимое, на уровне подсознания. Более сильное проявление он бы почувствовал. Скорее всего, лет через пять оно совсем сойдет на нет, смытое напрочь пробудившейся волной подростковой сексуальности.
Дмитрий набросил пиджак на широкие плечи, сунул сигареты в карман и вышел из квартиры. Август был холодным и сырым. Настоящим предвестником. В этой ипостаси он его только и воспринимал. Для Дмитрия август всегда оставался месяцем волшебной тонкой грани между улыбкой и слезами. К счастью, август в Москве почти всегда оправдывал возложенные на него надежды. Дождь шел прошлой ночью и, похоже, собирался пойти и сейчас.
Дмитрий набрал полные легкие вечерней свежести, окинул взглядом пустой двор, первые желтеющие листья на тополях и открыл дверцу своего «Опеля». В машине он ощущал себя лучше, чем дома, хотя водил он неважно. Дергано и торопливо. «Опель» был третьей машиной, которую он сменил за последний год. Наконец-то машиной, купленной за разумные деньги для разумной езды. Расколотив две дорогих иномарки, чудом избежав при этом увечий, Дмитрий всё-таки пришел к необходимому компромиссу.
Выехав из двора, он вскоре влился в поток автомобилей на Проспекте Мира и покатил в сторону Центра, выключив себя из всего остального пространства, оставив вокруг только широкую ленту дороги, покрытую мчащимися жестяными коробками с людьми, рискующими в любую следующую секунду превратиться в клубок плоти, перемешанной с металлическим ломом. Серо-рябое полотно набегающего асфальта, вырастающие на глазах глыбы приближающихся издалека зданий, хаотический шум проспекта, превращенный в глухой гул звукоизоляцией салона - всё это действительно было так похоже на полет внутрь и вперед, который он осуществлял на сеансе, что Дмитрий в который уже раз подумал о злой иронии жизни, наделявшей избранных людей избранными способностями, при этом зачастую теми, полностью овладеть которыми они были не в состоянии. Он сам был не более чем обыватель, пусть даже столичный обыватель, способный лишь к банальным аналогиям. У него даже не хватало фантазии, чтобы как следует описать свой дар.
На пересечении с Садовым кольцом Дмитрий сделал так, как он делал всегда, когда произвольно катался по Москве в расслабленном состоянии. Он положился на свои руки. В последний момент они уверенно крутанули руль вправо, едва вписав «Опель» в поворот. Он буквально выскочил из-под огромного трейлера с красочными надписями на бортах, заслужив, наверное, в свой адрес немало крепких словечек. Садовое было забито транспортом и, устав от постоянного дерганья, Дмитрий быстро свернул на этот раз налево, на небольшую улицу, названия которой он не знал. Через несколько минут он понял, что оказался в районе Никитских ворот. Вновь, как обычно ему пришла в голову мысль, что случайности нам не подвластны. Сколько бы мы не пытались поступить «случайно», всякий раз через какое-то время обнаружится скрытый смысл в наших, на первый взгляд, произвольных поступках. Дмитрий усмехнулся и завернул в переулок.
Сегодня он слишком много думал о будущем и о связях. О возможности соединить все впечатления и создать общую картину. И вот он у дома Берга.
Из всех подобных ему, наделенных даром, Дмитрий смог тесно сойтись только с ним. Конечно, иногда он встречался и с другими. Они все, даже самые замкнутые из них, периодически встречались друг с другом, зачастую ненавидя и себя и всех остальных, но всё-таки вынужденные мириться с этим, потому что среди обычных людей они ощущали еще большее одиночество. Ко всему прочему это было обусловлено и той непреложной особенностью, которая делала невозможной видеть свое собственное будущее, вне зависимости от силы дара. Поэтому многие прибегали к помощи особенно близких им друзей из кампании таких же видящих, что и они сами. Дмитрий с самого начала выбрал Берга и с тех пор ни разу не пожалел об этом.
Он остановился во дворе, с трудом вырулив между припаркованными автомобилями и вышел из «Опеля», громко хлопнув дверцей. Даже не заперев его, он направился к подъезду без всяких опасений за машину. Когда он покупал его, то позаботился о том, чтобы проследить его судьбу. Он знал, что «Опелю» не суждено быть украденным. Он сам разобьет его, уже довольно скоро.
Берг был дома, как всегда. И как всегда не удивлен, увидев Дмитрия. Что-то было в этом пожилом одутловатом лице, что исключало всякую возможность удивления.
- Проходи, - просипел он, вдыхая натужно и торопливо. И тут же потянулся к карману рубашки за сигаретой.
Дмитрий знал, что все оставшиеся пятнадцать лет Берг будет вот так же постоянно торчать дома, сипеть и беспрерывно курить. И Берг это знал тоже. Он верил в Дмитрия так же, как и Дмитрий верил в способности самого Берга.
Конечно, в силе восприятия Бергу было до Дмитрия далеко. Он видел слабо, поверхностно, скорее, угадывал приметы будущего, нежели наблюдал его. Но кроме всего прочего, Берг был еще и мудрым человеком. Мудрым и опытным в своем даре. Он изучил чудесную способность, данную ему природой, лучше любого другого и умел использовать все нюансы так, что добивался лучших результатов, чем другие, более одаренные.
- Рутман опять наведывался? - спросил Берг, направляясь на кухню тяжелой походкой пожилого астматика.
- Да. Уж не хочешь ли ты намекнуть, что я прихожу каждый раз после его визита?
Берг остановился и обернулся.
- С каких это пор ты начал становиться мнительным? Я ничего такого не имел в виду.
- Черт побери, я не знаю! Сегодня что-то я устал больше обычного. Чего-нибудь нальешь?
- Как обычно. Проходи, проходи.
Они расселись на кухне перед узким белым столом, куда Берг поставил высокую бутылку с капельками растаявшей изморози, оставлявшими на прозрачных боках неровные полоски, пачку томатного сока и два стакана.
- Твоя проблема в том, - сказал Берг, выпустив огромный клуб сигаретного дыма, - что ты неправильно распределяешь усилия. Я тебе сколько уж раз повторял - не стоит особо усердствовать из-за таких, как Рутман.
- Ты же знаешь, сколько он платит.
- Сколько бы он ни платил, всё будет мало за то, что ты для него делаешь. Спокойствие души дорого стоит.
- Всё это только слова, старина, но если бы ты видел его глаза, когда он выспрашивает о подробностях, ты бы не был уж настолько уверен.
Берг усмехнулся.
- Это я-то не видел? Ты что не знаешь, что я работал вместе с его отцом в одном НИИ?
Дмитрий удивленно воззрился на Берга.
- Да?! В первый раз слышу. Откуда же я мог узнать об этом, раз ты сам не рассказывал никогда?
- Ну… - Берг покачал головой, - я думал, может ты это сам увидишь. Рассказывать я не хотел. Знаешь - это не лучшее воспоминание в моей жизни.
- Подозреваю, что сынок пошел в отца.
Берг махнул полной рукой.
- Брось ты! Черт с ними! И с отцом, и с сыном. Тебя же не это волнует, не так ли?
- Как всегда прав. Разумеется, бывали сеансы и похуже. Просто…
Дмитрий замялся. Он понял, что не знает, что «просто». О чем он вообще хочет поговорить? Для чего подсознание притащило его к Бергу на этот раз? Тот молча курил, изредка стуча толстым пальцем по ножу, с помощью которого он смешивал «кровавую мэри».
- Мне сегодня пришла в голову мысль, что мы зря теряем время, - наконец сказал Дмитрий.
- Кто это «мы»? О чем ты?
- Мы, мы все. Видящие. Мы занимаемся тем, что используем свой дар для собственной выгоды. А могли бы…
- Так что могли бы? Продолжай.
- Могли бы. Ну… Могли бы увидеть! Понимаешь, о чем я?
- Понимаю. Таким вопросом рано или поздно задаются все. Почему бы не объединить усилия, постараться увидеть всё… Помощь человечеству, «подстелить соломку» и прочая муть! Не так ли?
- Ну, что-то в этом роде. А что здесь такого? В таких замыслах?
- Брось! Разве мы придумали этот мир? Не нам его и менять. Если бы все люди объединились, не только такие, как мы, а все, понимаешь, вообще все - тогда бы совсем всё вышло хорошо. Ты же не предлагаешь подобную глупость!
- Хочешь сказать - каждый за себя?
- Да. А остальные разговоры - от лукавого.
- Выходит, и легенды о Иерофанте - тоже из этой области?
- Вроде как… Хотя не знаю, не буду врать. Легенды - это не по моей части. Обратись к Львову - он у нас специалист.
Дмитрий вспомнил старика Львова - собирателя фольклора видящих - и невольно улыбнулся. Львов был ходячей энциклопедией, но не более чем. Он всё знал, и, при этом, ничего точно.
- За Львова? - предложил Дмитрий.
- За Львова, - кивнул Берг.
Они опрокинули стаканы, и Дмитрий снова задумался над тем, зачем он пришел сюда сегодня. Пить ему совершенно не хотелось. Но с Бергом иначе было нельзя. Он даже сеансы с клиентами проводил после порядочной дозы.
- Ты сказал, что я проживу дольше всех из нынешних, - сказал Дмитрий, скатывая большой шарик из хлебного мякиша, - по-твоему, я смогу увидеть то, что я вижу в самом конце?
- Смотря что ты имеешь…
- Через пятьдесят лет? Семьдесят?
- Точно не знаю. Я видел, что твой возраст значительно превышал средний. Но я это видел не один раз и у других. Особенно у молодежи. Это говорит о том…
- Жить будут гораздо дольше. Это я знаю сам.
- Если только…
- Что?
- «Вилка».
- У меня?
- Да. И очень даже скоро. Маловероятно, процентов девяносто на десять.
- Девяносто, что пройду?
- Да. Я прошлый раз тебя уже предупреждал, но ты, кажется, не обратил внимания.
Да, теперь Дмитрий начал об этом вспоминать. Действительно Берг упоминал о «вилке» - ситуации выбора, когда будущее становится особенно непредсказуемым. Неоднозначная ситуация, выход из которой виделся по-разному. Чем укатанней и привычней была жизнь человека, чем меньше он принимал решений, тем меньше подобных «вилок» было в его жизни. Вот у Берга, например, до самой его смерти не было больше ни одной. И, если послушать его речи, становилось понятно - почему.
- Хорошо, забудем о ней. Меня это не волнует. Я гораздо сильнее держусь за свою жизнь, чем ты думаешь.
- Ну, дай бог, дай бог…
Они снова выпили, и Дмитрий отправил хлебный шарик в рот.
- Я пойду, наверное, - сказал он, вставая, - пожалуй, только… Ты не взглянешь, что там у меня наблюдается?
- Охотно! Я как раз в нужной кондиции.
Берг опустил тяжелые веки и прикрыл своей ладонью ладонь Дмитрия. Дмитрий смотрел на это некрасивое лицо, слушал хрипы больных легких, вдыхал запах крепкого перегара, исходящий от Берга, и снова думал, как странно судьба распоряжается своими дарами. Этот лысоватый пьяница перед ним мог с легкостью узнать о человеке всю его жизнь, но от этого он не переставал быть ни пьяницей, ни мизантропом.
Берг что-то забормотал, перебирая выпяченными губами. Потом вдруг зевнул и открыл глаза.
- Пожалуй, я в прошлый раз ошибался на счет «вилки», - произнес он спокойным голосом, - всё очень чисто и спокойно.
- А на счет пьяного вождения ничего не было? - со смехом спросил Дмитрий. Почему-то он вдруг почувствовал облегчение после слов Берга, как будто в глубине его души копилось до этого какое-то беспокойство.
- Нет, - наивно открыв глаза, ответил Берг, - а разве ты на машине?
- Разумеется. Спасибо тебе.
- Не за что. Всегда рад помочь. Благодарю, что зашел.
- Ну так!..
- Кстати, - бросил Дмитрий, уже уходя, - мне показалось, что у сына Рутмана, у младшего, есть небольшой дар.
- Что ты говоришь?! - воскликнул Берг. - Вот это новость! Ты уверен?
- Не вполне. Так... просто догадка. Впрочем, это не имеет значения. Если что-то и есть, то очень слабое.
- Что ж. Время покажет.
Дмитрий залез в машину и вдруг ощутил, что совершенно пьян. Это почему-то вызвало у него забавные мысли о том, что он может сейчас поехать даже задом наперед по встречной полосе безо всяких последствий, раз Берг ничего в этом роде не увидел. Впрочем, несмотря на алкоголь, Дмитрий прекрасно понимал, что ничего такого не сделает. А если бы даже и сделал… Скорее всего, он банально въехал бы в какой-нибудь бордюр и заглох. А потом просто бы бросил машину и направился на такси в ближайший ночной клуб продолжать пить с досады. Иногда обреченность будущего была еще хуже, чем полное неведение.
Поэтому он просто завел «Опель» и с мутной головой поехал по улицам, неожиданно поворачивая в неожиданных местах. Пока окончательно не ощутил себя трезвым. Тогда он остановился и взглянул на часы. Было два ночи. Он огляделся и обнаружил, что так и не выехал из Центра. «Опель» остановился на Пятницкой улице, недалеко от канала. Езда на пьяную голову была схожа с каким-то странным аттракционом, когда дома и улицы приобретали странные смазанные и колеблющиеся очертания, звуки города звучали резче и отрывистей, а внутреннее внимание притуплялось, уступая место реакциям тела, высовывающим на поверхность рассудка свои уверенные конечности. Дмитрий был почти убежден, что навеселе водит машину лучше, чем будучи совсем трезвым.
Сейчас в его звенящей голове звучал голос Берга, говоривший: «Всё очень чисто и спокойно». Отчего-то хотелось, чтобы было не так. Не от того ли он устроил эту ночную езду? Могло ли так быть, что он подсознательно искал изменений? Своего ровного и чистого будущего? Разбил уже две машины… И знал, что разобьет и эту. Но - «всё очень чисто и спокойно»! Только сейчас он понял, что об этом он больше всего хотел поговорить сегодня с Бергом. О возможности внести изменения в свое грядущее.
«Ну и пошло оно!..» - сказал он, зевая, и завел двигатель. Теперь он просто хотел спать. Тело устало. Молодой организм - это диктатор с вкрадчивым голосом. Он заявляет о своих желаниях тихо и незаметно, принуждая принимать решения, не замечая диктата. К старости этот голос переходит в истерический визг.
Дмитрий рывком сдернул машину с места и полетел вперед, вглубь ночного города, расцвеченного обведенными кружками разводов огнями в тонкой пелене мелкого дождя.
Войдя в пустую квартиру, Дмитрий едва ощутил подобие чьего-то присутствия. Так, словно кто-то недавно вышел и оставил за собой даже не запах, а всего лишь мимолетный след в виде крошечной детали, незаметной для сознания, но отмечаемой той частью нашего мозга, что ведает нашими привычками. Он встал прямо, обратил взгляд в потолок и раскинул руки в стороны, направляя свою способность во все стороны вокруг себя, наподобие паутины, ловящей малейшие изменения в окружающем. И ничего не увидел. Всего лишь пустую квартиру.
Он вздохнул, ссутулился и присел в кресло. Заметив на столике телефонную трубку, решил, было, позвонить Бергу, но потом покачал головой и бросил трубку на базу. Переутомился он, что ли? Еще только не хватало заделаться параноиком! Положительно, следовало несколько следующих дней отдохнуть. Дмитрий напряг память, в попытке вспомнить, будут ли у него еще на этой неделе сеансы. На завтра… (нет, уже на сегодня!) намечались две встречи с богатыми домохозяйками, озабоченными будущим своих чад или бизнесом мужа. А послезавтра друг детства собирался привести свою дочь, у которой было подозрение на опухоль мозга.
«Надо всё отменить», - подумал он, зевая. Чувствуя себя абсолютно уставшим и разбитым, он завалился на диван в гостиной, не раздеваясь, только скинув ботинки, и тотчас уснул.
Дмитрий проснулся от бьющих ему прямо в глаза ярких солнечных лучей. Оторвав голову от диванной подушки и бросив взгляд в окно, Дмитрий решил, что день будет на редкость жарким для этого августа. Часы показывали одиннадцать. Явно пора было вставать, тем более, что скоро должна была придти клиентка. Тут он вспомнил, что отчего-то хотел вчера отменить все сеансы. «С чего бы?» - подумал он недоуменно. Неужели из-за вчерашней небольшой усталости? Какая ерунда! Дмитрий чувствовал себя как нельзя хорошо, несмотря на ужасную сухость во рту и легкое головокружение.
Он вскочил и бросился приводить в порядок себя и квартиру, на ходу вспоминая вчерашний день. В гостиной Дмитрий снова наткнулся на книжку, забытую сыном Рутмана. Первым его побуждением было снова убрать ее с глаз долой, но он понял, что в этом случае опять забудет ее отдать. К тому же ему стало интересно, что может читать мальчуган. Похоже, тому действительно нравилась эта книга.
Дмитрий, не присматриваясь к разноцветному плотному переплету, раскрыл книжку в самой середине, про себя удивившись, когда увидел внутри лишь скромные черно-белые иллюстрации карикатурного типа. Именно иллюстрации вначале и привлекли его внимание. Он сам неплохо рисовал, и ему показалась забавной манера неизвестного ему художника, словно бы глумившегося над читателем. Поэтому он стал смотреть все картинки подряд с самого начала, быстро перелистывая страницы и улыбаясь всё шире. Картинок было много, и через некоторое время Дмитрий начал пробегать глазами текст рядом с ними, чтобы хоть приблизительно составить себе представление о содержании. Поначалу он не понял, что внутри него происходит что-то неладное. Похохатывая на одних строчках и фыркая от возмущения от написанной белиберды на других, Дмитрий незаметно для себя увлекся текстом, проглатывая уже целые страницы. Только спустя несколько минут он вдруг обнаружил, что всё это время видит происходящее в книжке не с помощью воображения. Это были воспоминания. Так, как будто картинки будущего, схематично набросанные автором, были давно знакомы Дмитрию и не раз видены им. Видены во время его сеансов. Дмитрий поднял глаза и уставился в обои на стене, пораженный и смущенный. Потом он порывисто перевернул книжку и взглянул на обложку, в тайной надежде увидеть там какое-нибудь известное ему имя. Однако фамилия автора ничего ему не сказала. Не удовольствовавшись этим, Дмитрий развернул последнюю страницу, и его догадка оказалась верна. Имя на обложке было всего лишь псевдонимом. Догадка, впрочем, не принесла Дмитрию никакой пользы. Потому что настоящая фамилия писателя тоже ни о чем ему не говорила.
Первой осмысленной мыслью Дмитрия было: «Неужели я всё же начал сходить с ума?!» Мог ли его дар наконец повернуться к нему своей оборотной стороной? Такое иногда происходило, правда, не с такими, как он. Здоровыми молодыми людьми с крепкими нервами и спокойным рассудком. Он вновь открыл книжку теперь уже с самого начала и стал нетерпеливо читать страницу за страницей, в надежде отогнать от себя наваждение. Но вместо этого воспоминания стали захватывать его всё сильней и сильней.
«Я видел всё это! Точно видел!» - повторял он про себя всякий раз, узнавая по описаниям те фрагменты грядущего, что он столько раз наблюдал, когда проникал туда во время своих собственных изысканий, пытаясь как можно дальше расширить границы своего видения. Некоторые мелкие детали просто-таки поражали своим точным сходством. Потрясение от узнанного столь сильно владело Дмитрием, что он и не подумал открывать дверь, когда в нее начали трезвонить. Очевидно, это была клиентка. Он не потрудился даже вежливо выпроводить ее, придумав какую-нибудь уважительную причину. Он просто не в силах был оторваться от текста до тех пор, пока не дочитал книжку целиком. Тогда он откинулся на спинку дивана и попытался хоть как-то уместить в голове то, что узнал сегодня.
Несомненно было одно. Автор был видящим. Таким же точно, как Дмитрий или Берг. Хотя каким, к черту, таким же?! Вовсе не таким. Он был намного сильнее. Даже по тем скудным намекам, которые Дмитрий смог понять в этой книжке, автор, без сомнения, знал гораздо больше, чем любой видящий из всех ныне живущих. И подобный человек до сих пор не был никому известен?! Это было просто невероятно! У Дмитрия не укладывалось в голове, как такой сильный видящий смог долгое время оставаться не замеченным другими, владеющими даром. Научился ли он скрывать свою способность или просто избегал общения с себе подобными? Тогда зачем было так выдавать себя, публикуя эту книжку? У Дмитрия мурашки побежали по коже, когда он подумал о тех тайных целях, которые мог преследовать такой человек. И насколько много ему известно?
Дмитрий вскочил. Он должен узнать о нем побольше. Немедленно! И, по возможности, прочитать все подобные книжки, если они еще существуют. Судя по аннотации, это была целая серия. Дмитрий накинул пиджак и побежал к выходу. Но в самый последний момент ему пришла в голову мысль позвонить Бергу. Была вероятность, что Берг уже знает, хотя Дмитрий не мог поверить, что тот не рассказал бы ему об этом.
Дмитрий схватил трубку и набрал номер Берга, в нетерпении расхаживая по комнате. Берг ответил после пятого звонка и, как обычно, просипел что-то невразумительное.
- Это ты?! - крикнул Дмитрий. - Слушай, я тут, кажется, нашел кое-что, от чего старик Львов встанет на голову от счастья.
- Да что ты, - усмехнулся Берг, - ну, валяй, рассказывай.
Дмитрий принялся рассказывать, прижав трубку ухом к плечу и листая книжку, чтобы периодически зачитывать из нее особенно поразившие его фрагменты. За всё время рассказа Берг не проронил ни слова.
- Ну? - не выдержал наконец Дмитрий.
- Что «ну»?
- Что ты скажешь об этом?
- Что я скажу? Я скажу, что тебе следует немедленно бросить твои поиски и навсегда забыть о том, что сейчас мне рассказал?
- Как?.. Как ты сказал? Бросить?! Какого черта?!
На секунду Дмитрий подумал, что его собеседник просто пьян, но взглянув на часы, понял, что еще слишком рано. Берг никогда не позволял себе напиваться в такое время.
- Такого! Всё, что ты можешь услышать от меня на этот счет. Брось немедленно и забудь. Это мой тебе дружеский совет.
- Ты знал?
- Я? Разумеется, нет. Откуда бы? Я не читаю детскую литературу. Я вообще никакую литературу не читаю.
- Да что с тобой? Я не понимаю.
- Лучше тебе и не понимать. Просто забудь.
- Забыть? Ни за что! Я обязательно продолжу поиски. Ты же прекрасно знаешь, как меня интересуют некоторые вещи.
- Знаю. Но если ты хочешь спокойно прожить свою жизнь - прекрати это!
- Что ты несешь?! Ты же сам видел мое будущее.
- Вот черт! Ну, видел. И что с того?
- Как?! - Дмитрий растерялся. - Разве это не гарантия?
- Гарантия. Но иногда бывают исключительные случаи.
- Что ты имеешь в виду? Не говори загадками.
- Я ничего не могу ответить, потому что ничего не знаю. Я знаю только, что тебе следует бросить свою затею. Если ты веришь мне, ты так и поступишь. Более мне нечего тебе сказать.
Дмитрий почувствовал, что сейчас взорвется. Он понял, что надо закруглять разговор, чтобы не сказать чего-нибудь, о чем потом придется жалеть.
- Я вижу, ты просто во власти каких-то суеверий, потому что уверен - знай ты больше, ты бы не стал от меня это скрывать, ведь так?
И не дожидаясь ответа Берга, он повесил трубку.
Слова Берга несколько охладили пыл Дмитрия. Однако он и не думал отказываться от желания узнать побольше о странном авторе, пишущем о будущем, используя для этого форму книжек для младшего школьного возраста. Мог ли Берг решить, что у Дмитрия попросту «поехала крыша»? Ведь он - Берг - не видел и десятой доли того, что видел Дмитрий, исследуя будущее сеанс за сеансом. Его дар был не столь силен и, самое главное, не столь богат чувствами. Мог ли он попросту не поверить Дмитрию, не узнав будущего в коротких фрагментах, которых ему не довелось встретить во время собственных сеансов? Это было вполне возможно и даже весьма вероятно. Берг мог предостерегать Дмитрия, потому что боялся, что тот скатится на дорогу безумия. Должно быть, он этого и опасался. Иначе как еще объяснить его упрямство и невозможность подтвердить свое мнение хоть чем-то вразумительным.
Дмитрий в задумчивости покинул квартиру и уселся в «Опель». Предстояло решить, куда лучше поехать. Рассудив здраво, он подумал, что быстрее всего отыщет то, что ему нужно на книжном рынке в спорткомплексе «Олимпийский». Он был недалеко и, главное, шесть этажей сплошных книжных развалов гарантировали успех в поисках.
Так и вышло. Через полтора часа Дмитрий в прекрасном настроении катил обратно. На заднем сидении была свалена кипа детских книжек с одним и тем же женским именем не обложке. Впрочем, он не ограничился только ими. Он набрал всё, что только смог найти, того же автора. На всякий случай.
Около своего подъезда он увидел маленькую красную «Тойоту». К счастью, это случилось до того, как сама клиентка обратила на него внимание. Дмитрий резко ударил по тормозам и задним ходом выкатил со двора. Он понял, что дома ему всё равно не дадут покоя. Тогда он снова выехал на проспект Мира и помчался в сторону от Центра, туда, где никто не мог его побеспокоить. Он припарковался на небольшой улице, примыкающей к Ботаническому саду.
Это было привычное прибежище тогда, когда жизнь вконец изматывала его. Изредка случались такие моменты. Нечасто, но случались. Когда не помогали ни вино, ни женщины, ни музыка. Вообще ничего! Если бы у Дмитрия было время, он углублялся бы в такие моменты в самые дальние, самые непроходимые леса, чтобы не видеть, не слышать, не ощущать рядом присутствие других людей. Эти проклятые люди! Они могли свести с ума кого угодно! Их желания кипели, как смола в раскаленном котле. Деревья были совсем другими. Они просто стояли и молчали. Они ни о чем не думали, они не плакали, не требовали, не ждали. Просто молча делали свое единственное дело. Росли вверх! Эта целеустремленность и простота внушали Дмитрию своеобразное благоговение. Он приходил к деревьям учиться не обращать внимания на окружающее.
Август еще позволял развалиться прямо на траве, посреди поляны. Сегодня даже не было дождя. Во всяком случае, пока. Небо светилось серым с легкими проплешинами голубого. Дмитрий не смотрел на небо. Он по очереди доставал книги из большого черного пакета и поглощал их одну за другой, как только испеченные пирожки. Он и не подозревал раньше, что может так быстро читать.
Впрочем, это не было похоже на чтение. Скорее напоминало путешествие по огромной карте. Дмитрий с упоением осваивал очертания и рельеф той странной территории, что именуется будущим, где он не раз бывал, но видел лишь краем глаза. Кое-что, нечетко и фрагментарно. Теперь же перед его взором вставали широкие картины, и те, что он наблюдал, и те, о которых лишь догадывался, и те, что были совсем внове. Ни на одну секунду он не усомнился в правдивости автора - настолько совпадали детали его книг и подробности сеансов видения, проведенных Дмитрием. Дикость фантазии только усиливала убедительность, благодаря яркому контрасту вымысла и действительности. Дмитрию даже пришла в голову мысль, а не нарочно ли это сделано, чтобы еще выгодней подчеркнуть то объемное впечатление, которое создавалось при погружении в чудесные истории автора. Даже эта девочка - этот бесконечный персонаж, кочевавший из повести в повесть - обманывал ли он сам себя, или что-то уже слышал о ней? Там, исследуя шаг за шагом оброненные кем-то ненароком слова, ловя обрывки бесед, странные тексты, написанные на незнакомом языке, но понятные его особому, внутреннему зрению. Не могло ли быть так, что он слышал это имя? Лихорадочно листая страницы, Дмитрий всё больше убеждался, что оно не раз звучало из разных уст. Это было всегда на самой грани видимости, на горизонте способностей разглядеть что-то в грядущем. В районе восьмидесяти-ста лет впереди. Его буквально поразило название книжки, так походившее на эту фразу. Как будто автор знал заранее, что кто-то, догадавшийся обо всем, будет сидеть на поляне, заросшей высокой травой, но, при этом, в центре огромного города, читать его странные книжки, и решил поиронизировать над этим несчастным, сраженным наповал и раздавленным увиденной глобальной картиной.
«Он сделал то, о чем я мечтал!» - повторял Дмитрий про себя, когда в изнеможении отбросил в сторону очередную книгу. За один присест он одолел столько страниц, сколько до этого, порой, не читал и за год. А книжек еще было достаточно.
«Это, без сомнения, Иерофант!» - сказал Дмитрий, и повторил еще раз вслух, почему-то шепотом:
- Иерофант…
Ему самому стало жутковато от своих догадок. Возможно ли это? Неужели он наконец-то таки нашел того, кого и быть-то не могло? Кого все считали просто банальным мифом, обычной историей из фольклора видящих. Человек, способный увидеть сразу всё будущее. Настоящий Видящий, обозревший все дальние уголки и картину в целом одновременно. Дмитрий впервые ощутил себя потерянным. Что же теперь ему делать? Допустим, он найдет писателя. Что дальше? Он придет к нему, но что он ему скажет? Расскажите мне о будущем? Довольно глупый вопрос от видящего. Научите, как… Но вряд ли тот сможет. Разве может он сам объяснить обычному человеку, как видеть? Как работает этот странный механизм, случайно заложенный в него от рождения? Просто так получилось, что он с детства мог внутри себя проследить развитие происходящих вокруг событий. Но ни разу он не видел источника своего дара. Никогда происхождение странной способности не открывалось ему. Вот Берг всю жизнь копался в себе, но так и не смог определить никакой закономерности. Так чего же он будет требовать от человека, случайно оказавшегося в роли пророка? Или всё же не случайно?! Не на это ли Дмитрий надеялся? На то, что у писателя могут оказаться ответы на мучающие его вопросы? Вдруг он окажется другим. Не таким, как все обычные видящие. Истинно Видящим!
Когда он подъехал к дому, то с удивлением увидел, что маленькая красная «Тойота» всё еще стоит напротив его подъезда. Сгущались сумерки, неужели клиентка до сих пор ждала его? Неужели она сидит здесь не меньше пяти-шести часов? Он вышел из машины, подошел к «Тойоте» и заглянул в окно со стороны водителя. За рулем никого не было. На всякий случай Дмитрий бросил взгляд на заднее сидение. Дикая мысль, конечно, что сорокалетняя женщина уляжется там спать, но надо было очистить совесть.
Дмитрий успокоился. Очевидно, у нее просто сломалась машина, и она уехала домой на такси. Сзади зазвучал разговор. Две женщины, приближаясь из-за угла здания, обсуждали что-то громко и тревожно. Резануло слово «реанимация». Дмитрий обернулся.
Две женщины с покупками возвращаются из магазина. Одну из них он хорошо знает. Его соседка по этажу. Эхо во дворе, с трех сторон охваченном высотным домом, позволяло слышать каждое слово. «…мне сказал, что надежды никакой». «Какая молодая! Наверное, сердце?» «Вроде, да».
Они подошли уже вплотную, и Дмитрий улыбнулся, здороваясь.
- Не ваша знакомая? - сразу спросила соседка.
- Да. А что случилось?
- Ей стало плохо в машине. Пока заметили, пока «скорую» вызвали. Пока они приехали.
- Их дождешься! - вставила ее знакомая.
- В общем, когда ее увозили, врач сказал, что надежды уже никакой.
Дмитрий отвернулся, чтобы не выдать своих чувств. Он был изумлен и напуган. Она не должна была умереть! Он не видел этого в ее ближайшем будущем. Он знал, что через год она разведется, что ее сын женится, что она сломает руку, отдыхая в Крыму следующим летом. Но ни о каком сердечном приступе не было и речи! Эта женщина была на удивление здорова для своих лет. Дмитрий молча покачал головой и побрел к подъезду. Что-то не состыковывалось.
Видение никогда его не подводило. Ни разу в жизни. Дмитрий не верил ни одному своему чувству так, как видению. Оно могло угнетать тем, что часто вызывало в нем чувство обреченности, иногда погружало в ужасные депрессии, порой, он видел то, чего совсем не желал видеть. Но одно было точно - стопроцентная гарантия, что виденное сбудется. Конечно, бывали еще «вилки». Но они появлялись не часто и являлись просто вариантами. В таких случаях он видел все варианты сразу.
Что произошло сегодня Дмитрий просто не мог уместить у себя в голове. Ошибся ли он сам, или это какая-то непонятная, неизвестная ранее аномалия? Смерть клиентки на время вытеснила из его головы даже мысли о книгах, написанных Видящим. Он прошел на кухню, разом опорожнил большой фужер вина. Потом еще один. Внутри него возбужденность соседствовала с угнетенностью. Надо было избавиться хотя бы от одного из этих чувств.
Он на скорую руку приготовил себе ужин, взял две бутылки «Мерло» и уселся перед телевизором. Люди в телевизоре выгодно отличались от живых хотя бы тем, что их будущее нельзя было проследить. Дмитрий любил наблюдать за теле-людьми, постигая для себя, как другие - обычные - люди видят себе подобных. Без всяких там дополнительных способностей и даров. Он сидел и переключал по очереди восемнадцать каналов один за другим, не останавливаясь надолго ни на одном. Видно вино сморило его, потому что он вдруг проснулся в темноте комнаты, освещаемой лишь телевизионным экраном, излучающим трещащий «снег». Светящийся циферблат часов показывал три. День был закончен.
С самого утра телефон разрывался, как сумасшедший. Дмитрием владело абсолютное спокойствие недавно проснувшегося человека. Он не обращал на телефон внимания. Сейчас его интересовало мнение только одного человека. На других было наплевать. Однако именно этот человек и не стал бы ему звонить. Дмитрий поглощал бутерброды и думал о том, что он скажет Бергу, когда приедет. Он должен убедить его дать хороший совет. Сейчас это было самым важным. Что делать дальше? Пока он не отыщет наилучший выход, покоя ему не видать. В этот момент Дмитрию пришло в голову, что Берг кое-что скрыл от него на прошлом сеансе. Он должен был видеть какое-то странное развитие событий. И отчего-то промолчал. Это он тоже ему предъявит.
Внизу около «Тойоты» скончавшейся вчера женщины стояли два человека. Их темно-серые костюмы были слишком дорогими для обычных следователей. «Может ФСБ? - подумал Дмитрий. - Из-за ее мужа». Двое проводили взглядами Дмитрия, наблюдая, как он садится в свою машину. Потом они переглянулись и вновь продолжили прерванную беседу тихими голосами. Дмитрий ждал, что они станут задавать ему какие-то вопросы и теперь, видя, что они не собираются этого делать, медлил, делая вид, что прогревает двигатель. С утра уже было прохладно. Он даже, было, подумал попробовать заглянуть немного вперед, развить ситуацию. Но потом отказался от своей затеи. Расстояние вряд ли бы позволило. Да Дмитрию и не хотелось сейчас тратить на это время и силы. Он поехал, не дожидаясь более ничего.
Берг не открывал долго. Дмитрий уже, было, подумал, что тот пошел прогуляться. Но через некоторое время из-за двери всё-таки послышались тяжелые шаги и сопение. Берг отворил дверь и замер на пороге. Его лягушачий рот приоткрылся. Снизу вверх он смотрел на Дмитрия и всем своим видом демонстрировал крайнюю степень удивления. Дмитрий в первый раз в жизни видел Берга удивленным и тоже застыл, не в силах вымолвить ни слова. Так они стояли минуты две-три, глядя друг на друга. Наконец Дмитрий, как более нетерпеливый, бросил:
- Что, так и будем стоять?
Берг пропустил его в квартиру и запер дверь, бормоча под нос непонятные ругательства. Дмитрий отправился прямиком на кухню. Там, вместо привычных стаканов, он разложил на столе книжки, которые читал вчера на поляне Ботанического сада. Берг приковылял следом и замер, увидев яркие обложки на столе. Машинально его рука потянулась к верхнему карману, и через несколько секунд сигарета уже наполняла кухню дымом.
- Всё-таки пришел, - сказал Берг, тяжело приземляясь на табурет.
- Почему бы и нет?
- Потому что не должен был.
- Ты не видел моего прихода, не так ли?
- Да. Как ты догадался?
- Со мной произошло кое-что подобное вчера вечером.
- Что именно?
- Вчера умерла моя клиентка, которая не должна была умереть.
- Я тебя предупреждал - брось свои поиски. А ты что сделал? Притащил ко мне кучу каких-то книжек.
- Это-то здесь при чем?
- Всё при том же! Я вот тут вчера после твоего звонка сидел и думал…
Берг остановился и исподлобья глядел на Дмитрия, как бы оценивая, стоит ли вообще говорить об этом.
- Как ты себе представляешь дальнейшие действия? - наконец вымолвил он.
- Я за тем и пришел к тебе, чтобы спросить совета.
- М-да, лучше бы ты слушал моего совета вчера и не стал углубляться в размышления.
- А что изменилось?
- Всё, всё изменилось! - Берг почти кричал. - Ты всегда мучился от предсказуемости. Послушать тебя, так будущее - ровное шоссе, с которого не свернуть. Или бетонный столб. Но это не так. Вовсе не так!
- Не так? Ну, хорошо, значит я ничего не понимаю в этом. А ты сам… Как ты сам это видишь?
- Пойми же, будущее - не прочная неизменная конструкция. Скорее это дерево. Внизу прочный прямой ствол, дальше ветви - разветвления, еще дальше - тонкие веточки, становящиеся всё более гибкими и неощутимыми. На рубеже ста-ста двадцати лет они совсем пропадают, истончаются совершенно. Никакого пути более нет. Никакой определенности. Поэтому все легенды об Иерофанте, способном увидеть всё будущее, не имеют смысла. Чем дальше к границам видимости, тем более неопределенным становится будущее. Нет никакой возможности увидеть всё целиком, потому что там и нет никакого «целиком». Вот в чем дело!
- Тогда что же это, по-твоему?! - воскликнул Дмитрий, указывая на книжки.
Берг подозрительно взглянул на них, но в руки брать не стал.
- Значит ты утверждаешь, что там полное описание?
- Ну, насколько это вообще осуществимо сделать в подобных повестях.
- Весьма возможно, весьма возможно…
Берг порывисто затянулся, и тут же из него вырвался кашель. Лицо побагровело, пока спазмы сотрясали его грудную клетку.
- Я ожидал обнаружения чего-то подобного. Рано или поздно.
- То есть? Чего ты ожидал? Ты же говоришь, что всё это глупость.
- Нет, ты не понял ничего. Конечно, глупость. Вот, например, ты сам. Ты приблизительно знаешь, что ты будешь делать в следующем году. И в последующем. По крайней мере, знал… Но ты, тем не менее, пришел сегодня ко мне, чтобы спросить, как тебе поступить дальше. Отчего такие противоречия? Разве не проще было бы попросить меня просто взглянуть вперед? И ни о чем не заботиться.
- Ну… Ты ведь скажешь мне только результат. И еще есть «вилки».
- Вот именно. «Вилки» - и есть разветвления на дереве грядущего. И мы можем отслеживать каждый раз только один конкретный момент. Ты сосредотачиваешься в определенном месте. И хотя видишь многое, но всё это проходит мимо тебя незамеченным.
Дмитрий вспомнил собственное чувство гонки по пустой дороге, которое напоминало ему сеансы видения и свою досаду, что ему никогда не удавалось остановиться.
- А чем дальше ты продвигаешься, - продолжал Берг, - тем труднее тебе сосредоточиться. Тем сложней остановка. И тем менее конкретны события. Слишком много «вилок» остается позади. Слишком размыто окружающее. Оно перестает быть четким, потому что из него выпадает всё больше неопределенных пока деталей.
- Но всё-таки, - не успокаивался Дмитрий, - как быть с книгами?
- Хм! Когда говорят об Иерофанте, имеют в виду, что он имеет точное представление обо всём, что должно случиться, не так ли?
Дмитрий кивнул.
- Но, будь он даже супер-видящим, он не смог бы увидеть того, чего еще нет. Таким образом, существование Видящего возможно лишь в одном случае. И только в одном. Только если ОН САМ ДЕЛАЕТ БУДУЩЕЕ! Понимаешь, о чем я?
- Нет, нет, ну-ка повтори! Сам делает будущее? Что ты имеешь в виду?
- Очень просто! Видящий может увидеть только то, что он сам запланировал и создает.
- Что же, господь-бог какой-то?!
- Нет, почему? Просто человек. Ну, он таким родился, понимаешь?
Берг ухмыльнулся.
- Ты вот - особенный. Видишь то, что еще не настало. Почему бы не существовать человеку, который может делать то, что не настало?
- Это же не одно и тоже! Как ты себе представляешь подобную способность? Фактически, это всесилие.
- Вовсе нет. Вообрази, что кто-то может повлиять на выбор. Исправлять варианты будущего на свой манер. Подправлять «вилки». Таким образом, при определенном навыке, можно добиться того, что ты изменишь всё будущее целиком. Составить план и поэтапно осуществлять его. И книжки эти - кто знает - не часть ли это плана?
- Нет, в это невозможно поверить! Это слишком неправдоподобно.
- Я же не говорю, что такое бывает часто. Вот видящих, к примеру, рождается приблизительно, один человек на миллион. А такой уникум, возможно, вообще первый за всю историю. Людей-то рождается всё больше и больше. Или второй. Откуда-то легенды о нем пошли?
- Значит ты хочешь сказать, что писатель - Иерофант?!
- Вовсе нет. Ну, почему обязательно писатель? Он мог надоумить его. Создать ситуацию таким образом, что тот стал писать, что нужно этому человеку.
- Он выдал себя.
- Э, нет! Не думаю. Учитывая, сколько в мире видящих, учитывая, что никому из них всерьез почти никто не верит - не думаю. К тому же… Может существовать еще одна причина… Я, конечно, не могу даже представить себе какие лабиринты планов построены в этой голове, но предположить кое-что способен.
- Что же?
- Представь себе, что это должен быть за человек. Вот ты, к примеру, даже ты ощущаешь превосходство над другими людьми. Считаешь их обделенными…
- Я ничего такого…
- Помолчи. Это так. Чего спорить? Подумай теперь, каков должен быть тот, кто может изменять всё будущее мира?! Что он должен думать о всех нас? Как оценивать? Это огромный эгоцентрик, такой, какого еще свет не видывал. С чего бы еще он затеял переделать грядущее, подстраивать его под свои рамки? Только с того, что он ни в грош не ставит остальных людей, считает их неспособными решить свои проблемы и по величайшей своей гордыне решает всё сделать за них. Создать лучший мир.
- Звучит ужасно!
- Да уж. Потому я говорил тебе вчера, чтобы ты не начинал свои глупые поиски. Ведь подобный суперэгоцентрист должен иметь еще одно качество. Он должен быть суперпараноиком! Представь, ты строишь гигантское здание из чего-то более ненадежного, чем мыльные пузыри. Как ты должен оглядываться при этом по сторонам?! Ты уничтожишь любого, кто даже отдаленно покажется тебе опасным. Вот я и подхожу к вопросу о книжках. Не знаю, конечно, для чего они ему на самом деле понадобились. Может это своего рода подготовка молодого поколения… Черт разберет! Я только думаю, что такой, как он обязан одним действием решать много задач. И одной из них может стать вычисление потенциально опасных ему видящих.
- Ты так думаешь?!
- Конечно. Обычные люди не представляют для него никакой угрозы. Но видящие могут навредить. Вольно или невольно. Лучше заранее избавиться от таковых. Вот ты и клюнул на наживку.
- Не знаю, не могу я пока в это поверить. Чересчур много у тебя предположений.
- А твоя клиентка?! А твой незапланированный визит ко мне? Ты что, не знаешь, что видение никогда не врет? По-твоему, это случайные события?
- Но, если ты прав, тогда что мы можем сделать?
- Ничего. Ничего не можем. Я-то это понял, как только увидел тебя на пороге. Потому и выкладываю тебе все свои мысли. А иначе стал бы я откровенничать!
- По-твоему, мы обречены?
- Думаю, да. Процесс уже запущен и, рано или поздно, приведет к намеченному результату.
- А если мы найдем его раньше?
- Кого? Я же говорю, с чего ты решил, что это именно писатель? Он может оказаться кем угодно.
- Что ж теперь, ждать смерти?
- А чем же, по-твоему, мы всю жизнь занимаемся?
- Нет, я так никогда не буду рассуждать! В конце концов, возможно всё это просто совпадения.
Берг поднял свою ладонь.
- Дай руку!
- Что?
- Я говорю, дай мне руку. Легко же проверить. Насколько всё это совпадения.
Дмитрий замер. В конце концов это действительно был самый простой способ. Но отчего-то не так уж сильно хотелось узнавать правду.
- Давай, и решим сразу все вопросы, - предлагал Берг.
- Может быть, лучше я попробую?
- Пожалуйста! Мы можем попробовать одновременно.
И тогда Дмитрий медленно поднял руку и сжал ладонь Берга в своей.
Ему не потребовалось длинное путешествие. Он увидел Берга почти сразу, стоило только нырнуть в поток раскрывшегося перед ним будущего, едва только ощутить на себе головокружение от бешеного полета в сумерках, как уже картина квартиры, в которой они и находились сейчас выросла со всех сторон. Берг лежал на полу, издавая сдавленные хрипы, но не легкие его были тому причиной. Изо рта текла струйка крови, пузырясь от попыток Берга произнести какие-то слова, и, самое главное, на груди и животе проступали сквозь рубашку большие багровые пятна от пулевых ранений. Рядом на полу Дмитрий увидел еще несколько тел, но уже менее четко. Они просто темнели дальше, ближе к стене, валяясь в лужах крови.
Это было самым лучшим подтверждением. Никому не пришло бы в голову стрелять в этого пожилого толстяка. У него были недоброжелатели, но за всю свою жизнь он умудрился не нажить ни одного настоящего врага. Мог ли он ни с того, ни с сего сделать это за несколько дней?!
Дмитрий с усилием вырвал себя из сеанса и увидел старые глаза Берга, отражавшие сейчас лишь досаду.
- Ну что, поверил? - спросил он.
- Да, - кивнул Дмитрий, - а ты… Ты видел?..
- Видел. Но захочешь ли ты услышать то, что я видел?
- Нет, - покачал головой Дмитрий.
- Тебе пора уходить, - вдруг сказал Берг.
- Какая разница?
- Разница есть. Может быть я и старый дурак, но я кое на что надеюсь. Есть одна маленькая вероятность, что всё обойдется.
- Что же это?
- Не скажу. Поглядим. Только уходи сейчас.
- Ладно. Я надеюсь, всё же увидимся.
Он бросил взгляд на книжки.
- Оставь, - сказал Берг, - почитаю хоть, каким будущее наше станет.
- Оно будет прекрасно! - усмехнулся Дмитрий и направился к выходу.
Берг даже не пошел провожать его до двери. Дмитрий чувствовал себя совершенно потерянным. Почти ничего не соображая, он вышел в подъезд, прикрыл за собой дверь и начал спускаться вниз по лестнице, игнорируя старый решетчатый лифт. Навстречу ему поднимался человек в темно-сером костюме. Пожалуй Дмитрий бы не обратил на него никакого внимания, если бы его лицо не показалось Дмитрию до боли знакомым. Он узнал одного из охранников Рутмана, когда тот практически уже с ним поравнялся. Дмитрий застыл оттого, что неожиданно вспомнил этого человека с непримечательной внешностью клерка. Это его отчасти спасло. В руке охранника был пистолет с длинным черным цилиндром глушителя. Он нажал на курок, целясь в сердце Дмитрия. Из-за его внезапной остановки пуля вошла левее, обдав жгучей болью и бросив на зеленую стену подъезду, по которой он стал медленно сползать, чувствуя, как немеет грудная клетка, а вниз по животу и спине в брюки стекают ручейки теплой крови. Убийца шагнул вперед, направив ствол пистолета прямо Дмитрию в лицо. Тот инстинктивно вскинул руки, не обращая внимание на вспыхнувшую болью грудь, понимая, что всё произошло намного быстрее, чем он даже мог себе представить. В этот момент он увидел, как убийца резким движением отбросил его руки вниз и снова вскинул оружие. Дмитрию вдруг пришла в голову мысль, что он не пытался даже закричать или позвать на помощь, хотя у него только что была такая возможность. Теперь ее уже не было. Подавленность сыграла с ним злую шутку. Ужасная досада охватила Дмитрия. Досада за такой нелепый конец жизни, за саму странную жизнь, которой он мог бы, конечно же, воспользоваться гораздо толковее…
Короткая очередь прозвучала в подъезде оглушительным грохотом. Дмитрий увидел, как человек Рутмана, словно тряпичная кукла отлетает к перилам и катится вниз, сбитый какой-то мощной силой. Он поднял голову. Берг стоял в проеме двери и вешал «калашникова» на плечо, тревожно глядя на Дмитрия.
- Кажется, успел! - запыхтел он, спускаясь по лестнице к раненому Дмитрию.
Он склонился над ним, взял его подмышки и попытался поставить на ноги. Это резкое движение вызвало перед глазами мельтешение серебристых мух, и на несколько минут Дмитрий потерял сознание.
Он очнулся и увидел, как Берг, дыша словно паровоз, пытается надеть на него рубашку. Грудь была замотана широкой повязкой из бинтов, сквозь которые почти не проступал ярко-красный цвет крови. Однако процесс дыхания становился всё большей пыткой. Приходилось точно дозировать порции вдыхаемого воздуха. Любое излишнее количество приводило к ощущению присутствия раскаленного металла в правом легком.
- Получилось таки, - возбужденно твердил Берг.
Заметив, что Дмитрий очнулся, он снова повторил: «Получилось», кивая радостно и возбужденно. Он прикрыл Дмитрию рот, не дав сказать ни слова.
- Молчи. Говорить нельзя. Ты везучий, конечно, но легкое-то всё равно пробито. Это ж надо так! Тупая пуля из вальтера, а прошла насквозь, как будто автоматная. Точно между ребер.
Дмитрий приподнялся с дивана и начал пытаться помочь Бергу надеть на себя рубашку. Это привело к новым вспышкам боли, но он понял, что без этого всё равно не обойтись.
- Ты понимаешь, - бурчал Берг, - я подумал, раз он начал что-то изменять, то, может быть, в этот момент будущее станет не столь уж определенным. Может стоит попробовать изменить его самостоятельно? Я же видел, что тебя должны убить в подъезде, как только ты выйдешь. Я решил влезть в это дело самым решительным образом. И мне это удалось, как видишь. Только сейчас тебе надо уходить.
- Погоди, - прошептал Дмитрий, понимая, что громче лучше не высказываться, - может позвонить Рутману? С какой радости его человек...
- Да при чем тут он?! Тебе что не ясно, откуда что взялось? Лучшее, что ты сейчас можешь сделать - мотать отсюда как можно быстрее.
- А как же ты?
- Ничего. Как-нибудь выкручусь.
- Не собираюсь я тебя здесь оставлять.
- От тебя сейчас гораздо больше вреда, чем пользы. Убирайся, скоро здесь будет толпа. Мотай из города, подальше от этого места. Тем трудней будет повлиять на тебя. Потом свяжись со своими друзьями. Пускай помогут тебе найти убежище где-нибудь на природе.
- Поехали со мной.
- Ну уж нет!
- Я не смогу вести машину.
- Сможешь. Выметайся!
Берг обхватил Дмитрия подмышки и поднял на ноги. Того тут же замутило. Боль внутри распространилась на весь правый бок. Любое движение правой рукой приносило новые болевые спазмы. Но самым трудным было, конечно, привыкнуть почти не дышать.
- Твое счастье, что крови мало потерял, - промолвил Берг, - да и вообще… Просто твое счастье - это твое счастье.
Берг помог Дмитрию дойти до двери и около самого выхода сказал, словно бы с напутствием:
- Запомни - не поддавайся случайностям! Случайности - его ипостась. С их помощью он поворачивает будущее в нужную ему сторону. Старайся как можно больше совершать осмысленных поступков. Твое оружие - твоя собственная воля. Теперь, наконец, мы с тобой, зная о его замыслах, получили возможность самостоятельно решить свою судьбу. Для нас будущее перестало быть определенным. Действуй сам - и получишь шанс.
«В моем состоянии совет что надо!» - подумал Дмитрий, морщась от боли.
В подъезде он, шатаясь от ужасной слабости, кое-как одолел два этажа. С трудом перешагнул через мертвое тело. Кровь из многочисленных ран неудавшегося убийцы залила почти весь пол на площадке. Оставляя за собой багровые следы, Дмитрий как в тумане прошел мимо жильцов, замерших испуганной группкой у своих квартир, вывалился во двор и заполз в «Опель», благодаря судьбу за то, что не закрыл дверцу машины.
Опыт езды в пьяном виде очень помог Дмитрию, когда ему удалось завести машины и вырулить со двора. Он ухватился за самый нижний край рулевого колеса, потому что поднять руку выше мешала боль, и таким манером, снизу, поворачивал в многочисленных переулочках Центра, пока не выкатился на Садовое кольцо. Плохо соображая, что делает, Дмитрий свернул с него на первую попавшуюся широкую улицу, показавшуюся ему знакомой. Ему было всё равно куда свернуть, лишь бы дорога уводила его из Москвы. Он не слишком-то удивился, когда обнаружил, что едет по проспекту Мира. В этот момент он вспомнил совет Берга, но ничего поделать уже не мог.
Москва мелькала в окнах слева и справа цветным потоком вывесок, рекламных плакатов, текла навстречу волной автомобилей, запрудивших проспект в эти дневные часы. Дмитрию снова казалась, что он никуда не едет, что он просто сидит сейчас у себя дома, увлеченный сеансом видения, и уже скоро должен быть результат. Какой? Неважно. Главное - он будет. Снова он увидит что-то новое, какой-то фрагмент… Пусть незначительный, пусть мимолетный, но такой желанный! Скоро движение замедлится, краски перестанут сливаться в общую калейдоскопическую массу, четкие детали грядущей действительности выступят со всех сторон…
Какой-то резкий звук вывел Дмитрия из забытья. Сзади дружным хором сигналила многочисленная шоферская братия. Он стоял на перекрестке перед светофором, светофор дружелюбно сиял зеленым, приглашая к движению. Дмитрий почувствовал, как на лбу выступила испарина. Только теперь он начал проникаться мыслью о том, что теперь и он, как и все остальные люди, беззащитен перед лицом будущего. Теперь он тоже лишен былой защиты собственного дара. Он уже давно, еще в детстве, забыл о том, что такое страх внезапной смерти. Он потерял спасительное забвение обычных людей, привыкших закрывать глаза на собственную беззащитность, привыкших не думать о том, что может случиться с ними в любой последующий момент. Каким-то чудом он умудрился минуту назад остановиться перед этим светофором, и только потом сознание полностью оставило его. А что было бы, если это случилось минутой раньше?
Дмитрий тронулся с места, не обращая внимания на гневные жесты из-за стекол обгонявших его машин, думая теперь только о том, что ему говорил Берг, пытаясь сосредоточиться и контролировать свои действия насколько можно осмысленней. Он снизил скорость, перестроился правее и уже не обращая внимания на боль, уцепился за руль, как за спасательную соломинку.
Так он постепенно и выкатил с проспекта Мира, сначала на Ярославское шоссе, а потом и за пределы Москвы, мучаясь от боли, полыхавшей огнем у него в груди, и от страха, сковывающего его мозг своим ледяным дыханием. Это была обратная сторона. Дмитрий так устал от предсказуемости, так желал избавиться от нее, что вовсе выпустил из виду, что будущее может внушать не только надежду. В основном люди привыкли его бояться. И забыть об этом мог лишь тот, кто отвык предвидеть, кто только видел.
На Ярославском было свободно, за окном проносились лесополосы, разрываемые широкими холмистыми равнинами подмосковного пейзажа, с разбросанными то тут, то там дачными постройками разной степени роскошности. Дмитрий увеличил скорость, слегка успокоившись. Похоже, он немного свыкся со своей новой ролью, почувствовал себя более уверенно, вспомнив о своем долгом, хоть и не слишком удачном опыте вождения. Придорожная полоска-ограждение превратилась в серую ленту, справа то и дело мелькали заправочные станции, расплодившиеся за последние годы, как грибы после дождя. Навстречу неслись ярко раскрашенные фуры. Москва поглощала их каждый день в огромном количестве, переваривая в своем огромном организме любые товары от кирпичей до детских игрушек. Магия движения вновь стала захватывать Дмитрия, вовлекая в погоню за ощущением потери себя в скорости. Его «Опель» опять двигался в левом ряду, наматывая на колеса километры недавно подновленного покрытия шоссе.
День стоял прекрасный. Солнце мягко проливалось сквозь разрывы белоснежных облаков, приготовившийся к осени августовский лес был слегка разбавлен оттенками желтого. Воздух, прорывающийся через щель приоткрытого окна, был прозрачен и свеж, наполненный терпким грибным запахом. Всё кругом блаженно взирало на ярких металлических жуков, проносящихся по гладкой ленте дороги неведомо куда. Сегодня Дмитрий на удивление четко мог ощутить окружающее сквозь стекла автомобиля, не смотря на то, что чувство скорости не пропадало, а только усиливалось. Как будто мир перед его глазами выглядел отмытым от прежних рамок видения, обретшим собственную жизнь, подчиненную воле случая и непредсказуемую, как любая жизнь.
Дмитрий вдруг подумал, о том, а что если Берг ошибся. Могло ли быть так, что они оба поддались магии совпадений? Что если никакого Иерофанта и не существует, что есть только воля случая и общие законы? Наверное, не следовало бы всё же так сразу делать выводы.
«Всё должно обойтись», - подумал Дмитрий, вспоминая хмурое лицо Берга, с которым он смотрел на странные книги.
Слева промелькнул огромный металлический указатель - «Московская область». Сразу за ним, как по волшебству шоссе сузилось вдвое, к тому же потеряв качество покрытия. Легко умещавшиеся на трех полосах автомобили, втиснутые в полторы полосы, сразу сгрудились в плотную вереницу. Сужение произошло так внезапно, что Дмитрий, занятый своими мыслями, заметил это уже тогда, когда сбрасывать скорость было поздно. Он увидел перед собой стремительно приближающийся багажник «десятки», крутанул руль влево, в попытке объехать ее по разделительной. На встречной оказался ЗИЛ, обходящий рейсовый автобус, он ударил «Опелю» в самый край бампера и чиркнул дальше по борту, промчавшись мимо грохочущей массой. «Опель» закрутило вокруг своей оси, окружающее в один миг смазалось цветным полушарием, не давая ни секунды на то, чтобы хоть что-то предпринять. Дмитрий понял только, что машина ударилась обо что-то еще несколько раз. Потом он увидел, что его несет всё еще по разделительной полосе как-то странно полубоком, всё более заворачивая на встречную. Он изо всех сил ударил по тормозам, инерция положила его на руль. В этот момент передний бампер слетел с креплений, ударив прямо в лобовое стекло и превратив его в мелкую паутину трещин, скрежетнул о крышу и заскакал где-то сзади. Дмитрий беспомощно крутанул рулевое колесо, не видя более ничего. «Опель» опрокинулся на правый бок и юзом покатился по асфальту, издавая страшный скрежет и треск лопающегося стекла. Инерция окончательно вынесла машину на встречную полосу. Высокий МАЗ, груженный лесом, налетел на него и смял как спичечный коробок, завершив цепь несчастливых совпадений.
Наверное, Дмитрий бы рассмеялся, скажи ему кто, что шофер, сидевший за рулем МАЗа был видящим. Но еще больший смех у него вызвал бы тот факт, что фамилия шофера была Селезнев.

Pinhead
2001-02.
ASBooks.